| |
Теория Чарльза Дарвина об эволюции органического
мира никак не могла удовлетворить основоположников марксистской
науки. Для создания цельного марксистского мировоззрения (диалектико-материалистического)
требовалось знание законов развития, как природы, так и общества.
Знание законов - это основа любой материалистически ориентированной
концепции развития бытия. В основу же дарвиновской теории
эволюции положен "случай", а не закон. Если опираться
на такую "случайную" основу, то вместо гармоничного
развития можно зафиксировать только хаос. По причине такой
теоретической ограниченности, после весьма положительных,
или даже можно сказать восторженных откликов о гипотезе Дарвина
(на которые, кстати, так часто ссылаются дарвинисты, относящиеся
с определенным пиететом к марксизму), Энгельс внимательно
анализирует эволюционную концепцию, положенную в основу дарвинизма.
Он внимательно изучает естественные науки того времени, разбирает
их с диалектико-материалистических позиций. Результатом всего
этого исследования становится знаменитая связка различных
статей под названием "Диалектика природы". Но, к
сожалению, этот труд выходит "в свет" слишком поздно.
К тому времени дарвинизм, как казалось многим, встал на прочный
молекулярный фундамент. Каждое новейшее открытие в генетике,
заставляло неодарвинистов искусственно находить им объяснение.
По этой причине и ради такого большого дела стоит еще раз
вернуться к Энгельсу и обратить внимание на те критические
замечания, высказанные им в адрес эволюционной теории Дарвина.
Это необходимо сделать еще и потому, что, не разобравшись
в тонкостях эволюционного процесса, невозможно целенаправленно
строить и развивать человеческое общество во взаимосвязи с
окружающей средой. А именно от этого зависит будущее не только
человеческой цивилизации, но и будущее всей жизни на Земле.
Хотя дарвиновская теория и нанесла ощутимый удар по идеалистическим
системам развития жизни и закрепила материалистический взгляд
на эволюционный процесс, все же и она не смогла полностью
высвободится от пут воззрений идеализма и метафизики. И по
сей день, эти дезорганизующие элементы не дают более прогрессивно
развиваться эволюционному учению. Все это выражается в дарвиновской
идее случайности. Это, по сути, уклон от изучения причинно-следственных
связей в развитии жизни на земле.
"Все изменения случайны. Дело случая играет определяющую
роль в эволюционном процессе. Как только возникает случайное
уклонение, полезное виду в данных условиях среды, оно сразу
же попадает под контроль естественного отбора и дает особи
преимущество в выживании"... Ч. Дарвин. Ф. Энгельс, рассматривая
вопрос случайности и необходимости, отмечает: "То, что
можно подвести под законы, что, следовательно, знают, то интересно,
а то, чего нельзя подвести под законы, чего следовательно
не знают, то безразлично, тем можно пренебречь. Но при такой
точке зрения прекращается всякая наука, ибо наука должна исследовать
как раз то, чего мы не знаем. Это значит: что можно подвести
под всеобщие законы, то считается необходимым, а чего нельзя
подвести, то считается случайным. Легко видеть то, что это
такого сорта наука, которая выдает за естественное то, что
она может объяснить, и приписывает сверхъестественным причинам
то, что для нас необъяснимо. При этом для существа самого
дела совершенно безразлично, назову ли я причину необъяснимых
явлений случаем или богом. Оба эти названия являются лишь
выражением моего незнания и поэтому не относятся к ведению
науки. Наука прекращается там, где теряет силу необходимая
связь". К.Маркс, Ф. Энгельс. Избранные сочинения. Политиздат,
1986 г., т. 5, стр. 546. Из этого анализа видно, что причинные
связи - самое слабое место в дарвинизме. Именно здесь и закрался
идеализм, в общем-то, в материалистическую теорию. На это
неоднократно указывали критики дарвинизма, об этом знал и
сам Дарвин. Доказательством является его признание прямого
воздействия физических условий на организмы. Результатом чего
явилась, в основе своей ламаркистская, теория пангенезиса.
Далее Ф. Энгельс продолжает: "Дарвин в своем, составившем
эпоху, произведении исходит из самой широкой, покоящейся на
случайности, фактической основы. Именно случайные бесконечные
различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые
могут усиливаться до выхода за пределы видового признака и
у которых даже ближайшие их причины могут быть установлены
лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его подвергнуть
сомнению прежнюю основу редкой закономерности в биологии -
понятие вида в его прежней метафизической окостенелости и
неизменности. Но без понятия вида вся наука превращается в
ничто. Все ее отрасли нуждались в понятии вида в качестве
основы: чем были бы без понятия вида анатомия человека и сравнительная
анатомия, эмбриология, зоология, палеонтология, ботаника и
т. д.? Все результаты этих наук были не только поставлены
под сомнения, но и прямо таки упразднены. Случайность опрокидывает
существовавшее до сих пор понимание необходимости. Прежнее
представление о необходимости отказывается служить".
К.Маркс, Ф. Энгельс. Избранные сочинения. Политиздат, 1986
г., т. 5, стр. 548-549. Энгельс здесь четко очерчивает основу
проблемы. Все зависит от того, будем ли мы сидеть, сложа руки,
и ждать "случая", который нам принесет удачу (нужную
мутацию, выраженную в очень ценной мысли, или в появлении
талантливого индивида, который все перевернет вверх тормашками
и этим самым наметит дальнейший прогресс всего живого на Земле).
Или же лучше сознательно взять под контроль свою трудовую
деятельность, а соответственно и дальнейшее развитие как социального,
так и биологического в человеке, и этим самым создать гармонически
развивающееся общество. Поэтому вопрос о "случайном"
и "необходимом" приобретает принципиальное значение.
В этом ключевом вопросе сходятся два принципа относящиеся
к эволюционной теории. Это соотношение случайности и необходимости
и их связь с наследственностью и изменчивостью. Дело в том,
что как изменчивость, так и наследственность для Дарвина были
достаточно сложным вопрос. Законы формального наследования
признаков, открытые Г. Менделем в 1865 году, по одним данным
не были известны Дарвину, по другим данным известны были,
но остались непонятными. Не будем вникать в эти детали, но
отметим тот факт, что в эволюционную теорию Дарвина они не
вошли. Следовательно, и вторая движущая сила эволюции - наследственность,
или наследование признаков, осталась Дарвином не раскрытой.
Но о том, как представлял наследственность Дарвин, умалчивать
не следует, потому что вторая движущая сила эволюции в эволюционном
процессе имеет не меньшее значение, чем первая, так как полученное
изменение, только тогда будет иметь значение для эволюции,
если оно за креплено наследственностью и, соответственно передается
в последующие поколения.
Под наследственностью Дарвин понимал общее свойство всех организмов
сохранять и передавать особенности строения и функции организма
от предков к потомству. С точки зрения дарвинизма, свойством
передачи особенностей строения и функций обладают все организмы.
Это общее их свойство. Но сам Дарвин считал, что не все полученные
изменения способны наследоваться. В этом плане он различал
две формы изменчивости: наследственную и ненаследственную.
Для эволюционного процесса имеет значение только наследственная
изменчивость, так как эти изменения наследуются и могут вносить,
в соответствии со значимостью изменения, вклад в эволюционный
процесс. Ненаследственная изменчивость роли в эволюционном
процессе не играет, так как эти изменения не наследуются вообще.
В данном случае в природе проведена некая незримая граница.
Но как различить, где наследственные, а где не наследственные
изменения? В настоящее время наследственную изменчивость принято
считать мутационной, а ненаследственную - модификационной.
Где граница между ними? Кто может точно сказать, что это мутация,
а это модификация? Все это лишний раз указывает нам на то,
что элементы искусственности не оставили дарвинизм и в наши
дни. Дарвиновское толкование наследования признаков является
чистейшим ламаркизмом, который нам говорит о том, что под
действием внешней среды организмы приобретают только полезные
в данных условиях признаки. Разница в толковании заключается
в том, что Ламарк имеет в виду материальный фактор среды,
а Дарвин идеалистическую "случайность". Результат,
как видим, одинаковый. Таким образом, и в вопросе наследования
признаков, какие и почему наследуются, а какие и почему не
наследуются, вразумительного представления у дарвинизма нет.
И на вопрос, как подразделять изменения на мутации и модификации,
до сих пор ясного ответа тоже нет. Если применить и здесь
термин "случайности", то, выражаясь словами Энгельса,
признать то, что "является выражением моего незнания".
По Дарвину случайная изменчивость лишь поставляет материал
для процесса эволюции, а закрепляет его наследственность.
Но в целях выживание каждому организму необходимо пройти жесточайший
отбор, выраженный в борьбе за существование. И вот интересно,
откуда Дарвин берет фразу "борьба за существование".
Все очень просто, на глаза попалась книга под названием "Очерк
о народонаселении" известного экономиста Томаса Мальтуса.
Так Дарвин, сделав определенные выводы, перенес социальное
на биологическое. Отношение марксизма к мальтузианству общеизвестно.
Энгельс отмечал относительно мальтузианства и борьбы за существование
в природе: "Прежде всего, необходимо строго ограничить
ее борьбой, происходящей от перенаселения в мире растений
и животных, - борьбой, действительно имеющей место на известных
ступенях развития растительного царства и на низших ступенях
развития животного царства. Но необходимо строго отграничивать
от этого те условия, при которых виды изменяются - старые
вымирают, а их место занимают новые, более развитые - без
наличия такого перенаселения: например, при переселении растений
и животных в новые места, где новые климатические, почвенные
и прочие условия вызывают изменения. Если здесь приспособляющиеся
индивиды выживают и, благодаря все возрастающему приспособлению,
преобразуются далее в новый вид, между тем как другие, более
стабильные индивиды погибают и, в конце концов, вымирают вместе
с несовершенными промежуточными формами, то это может происходить
- и фактически происходит - без всякого мальтузианства; а
если даже допустить, что последнее и играет здесь какую-нибудь
роль, то оно ничего не изменяет в процессе и может, самое
большее, только ускорить его. То же самое при постепенном
изменении географических, климатических и прочих условий в
какой-нибудь данной честности (высыхание Центральной Азии,
например). При этом безразлично, давит ли здесь друг на друга
или не давит животное или растительное население: вызванный
изменением географических и прочих условий процесс развития
организмов происходит и в том, и в другом случае. То же самое
при половом отборе, где мальтузианство также не играет совершенно
никакой роли".
И далее Энгельс продолжает, что ошибка Дарвина заключается
именно в том, что он в своем "естественном отборе, или
выживании наиболее приспособленных", смешивает две совершенно
различные вещи:
1) Отбор под давлением перенаселения, где наисильнейшие, быть
может, и выживают в первую очередь, но могут оказаться вместе
с тем и наислабейшими в некоторых отношениях.
2) Отбор, благодаря большей способности приспособления к изменившимся
обстоятельствам, где выживающие индивиды лучше приспособлены
к этим обстоятельствам, но где это приспособление может быть
в целом, как прогрессом, так и регрессом (например, приспособление
к паразитической жизни всегда регресс).
Главное тут то, что каждый прогресс в органическом развитии
является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет одностороннее
развитие и исключает возможность развития во многих других
направлениях.
Но это основной закон... До Дарвина его теперешние сторонники
подчеркивали как раз гармоническое сотрудничество в органической
природе, указывая на то, как растения доставляют животным
пищу и кислород, а животные доставляют растениям удобрения,
аммиак и углекислоту. Но лишь только было признано учение
Дарвина, как эти самые люди стали повсюду видеть только борьбу.
Обе эти концепции правомерны в известных узких границах, но
обе одинаково односторонни и ограничены. Взаимодействие мертвых
тел природы включает гармонию и коллизию; взаимодействие живых
существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество,
а также сознательную и бессознательную борьбу. Следовательно,
уже в области природы нельзя провозглашать только одностороннюю
"борьбу". Но совершенное ребячество - стремиться
подвести все богатое многообразие исторического развития и
его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: "борьба
за существование". Это значит - ничего не сказать, или
и того меньше.
Все учение Дарвина о борьбе за существование является просто-напросто
перенесением из общества в область живой природы учения буржуазных
экономистов о конкуренции, а так же мальтусовской теории народонаселения.
Проделав этот фокус, безусловная правомерность которого -
в особенности что касается мальтусовского учения - еще очень
спорна, очень легко потом опять перенести эти учения из истории
природы обратно в историю общества, и весьма наивно было бы
утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в качестве
вечных естественных законов общества" К.Маркс, Ф. Энгельс.
Избранные сочинения. Политиздат, 1986 г., т. 5, стр. 622-623.
В критике эволюционного мальтузианства у Ф. Энгельса с поразительной
силой проявилась научная дальновидность. Заглядывая вперед,
он предвидел, что найдутся подобные "Фокусники"
и принесут мальтузианство, но уже из истории природы обратно
в историю общества и выдадут эту манипуляцию за вечные естественные
законы общества. Не прошло и сотни лет после этих высказываний,
а мы уже знаем немало примеров, когда делались попытки перенести
эволюционное учение Дарвина на человеческое общество. И если
не по всем его положениям, то по отдельным концепциям в полной
мере.
Ф. Энгельс в письме к П. Л. Лаврову (1875 г.) обобщил свое
отношение к дарвинизму. Он писал: "В учении Дарвина я
принимаю теорию развития, дарвиновский же способ доказательства
(борьба за существование, естественный отбор) считаю всего
лишь первым, временным, несовершенным выражением только что
открытого факта". К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные сочинения.
Политиздат, 1986 г., т. 6, стр. 490. И еще раз следует отметить,
что сам Дарвин не был полностью удовлетворен своей теорией,
поэтому его теория пангенезиса (где он по-новому осмысливает
учение Ламарка) была разработана в последствии, именно из-за
ограниченности концепции естественного отбора. Прошло более
ста лет, и современные неодарвинисты, когда обращаются к эволюционной
теории, говорят, что имеют в виду не этот исходный вариант
теории, который был предложен Дарвином, а модифицированный
и расширенный дарвинизм, который сложился в 30-40 годах XX
века. Суть этой модификации, известной сначала под название
"неодарвинизм", а позже - "синтетической теории
эволюции", заключается в том, что закономерности на микробиологическом
уровне открытые Менделем-де Фризом, Вейсманом и Морганом якобы
дополнили классический дарвинизм, и сделали его строго научной
теорией. Остается только отметить, что и синтетическая теория
в эволюционном процессе придерживается тех же концепций, что
и дарвинизм в его, недоработанном виде. И это несмотря на
то, что она включила в себя классический дарвинизм, генетику,
экологию, и достижения других биологических наук. С точки
зрения этой теории эволюция осуществляется путем естественною
отбора наследуемых изменений, случайно возникших в каждом
поколении. Те изменения, которые делают их носителей более
приспособленными к окружающей среде, умножаются, а вредные
погибают. Таким образом, ни дарвиновская теория эволюции (в
ее недоработанной форме) ни современная генетика, покоящаяся
на традиции Менделя-Вейсмана-Моргана, не смогут ответить на
сложнейшие вопросы становящиеся перед человечеством, перед
его будущим, где без диалектического, всестороннего мышления
(которое познает необходимость в ее полноте и ставит на службу
объективные закономерности развитию не только человечества,
но и окружающей ее действительности) нельзя будет обойтись.
И здесь справедлива, будет звучать немного переосмысленная
в своей основе мысль, о том, что разум не может существовать
без материи, также как материя без разума.
|
